Напрасно хочешь позабыть Господню весь. Не может сердце полюбить Того, что здесь, Что, докучая, предстоит В тоске и в зле. Мечта строптивая летит К иной земле, В иную весь, где всё цветёт Господним сном, – И торжествует, и поёт В краю святом.
«И молчаньем мы скажем друг другу…»
И молчаньем мы скажем друг другу, И мерцаньем мечтательных глаз, Что пришли мы к заветному кругу, Где любовь перед нами зажглась.
На заветной черте застоялись, Не боялись и ждали конца, И дрожащие руки сплетались, И печалью горели сердца.
«Как вставший от долгой болезни…»
Как вставший от долгой болезни, Ещё со слабостью в дрожащих коленях, В день первый, в день последний На последних я медлю ступенях.
День единственный и вдохновенный! Уже вся мгла рассеется скоро. Завет мой был завет верный. Какая радость для сердца и взора!
Я давно, смиренный и покорный, Пред Господней волею преклонился, И обман разъединения, побеждённый, Ослабел, распался, сокрылся.
О Свете тихий, вечный Боже! Твоя мечта – всё мирозданье. Я догораю в божественной грёзе. Я – Твоё тихое мерцанье.
«Смерть не уступит…»
Смерть не уступит, – Что ей наши дни и часы! И как мне её не любить! Ничто не иступит Ее быстролётной косы, – Как отрадно о ней ворожить!
Может быть, на пороге Стоит и глядит на меня, И взор её долог и тих, – И о смертной дороге Мечтаю, голову склоня, Забыв о томленьях моих.
«Идёт покорно странник бледный…»
Идёт покорно странник бледный, Тоску земли в пыли влача. Венец на нём сияет медный, И в грудь вонзились три меча.
Не озаряет путь бесследный В руке дрожащая свеча, И ни единого луча Ему не шлёт дракон победный.
О камни жёсткие истёрт На крутоярах и откосах Его убогий пыльный посох,
И соблазняет хитрый чёрт Воззвать в кощунственных вопросах К Творцу, – но странник тих и тверд.
«Пылай бесстрастною любовью…»
Пылай бесстрастною любовью И невозможное пророчь. Моя сестра, с твоею кровью Вино я выпил в эту ночь.
В моей душе стонала жалость, – Но от неправедной тоски Меня спасла святая алость Твоей протянутой руки.
В священный миг мы задрожали, – Ты боль сумела побороть, Когда игла из тонкой стали Твоей руки пронзила плоть.
Соединились мы над чашей, Разъединённые давно, И в чашу капля крови нашей Упала в красное вино.
Устами к чаше мы припали, И пламенеющая кровь Сожгла порочные печали, Зажгла невинную любовь.
«Даль безмерна, небо сине…»
Даль безмерна, небо сине, Нет пути к моим лесам. Заблудившийся в пустыне, Я себе не верил сам,
И безумно забывал я, Кто я был, кем стал теперь, Вихри сухо завивал я, И пустынно завывал я, Словно ветер или зверь.
Так унижен, так умален, – Чьей же волею? Моей! – Извивался я, ужален Ядом ярости своей, Безобразен, дик и зелен, И безрадостно-бесцелен, Непомерно мудрый Змей.
Вдруг предвестницей сиянья, Лентой алою зари, Обвилися в час молчанья Гор далёких алтари.
Свод небес лазурно-пышен В лёгкой ризе облаков. Твой надменный зов мне слышен, Победивший мглу веков.
Ты, кого с любовью создал В час торжеств Адонаи, Обещаешь мне не поздно Ласки вещие твои.
Буйным холодом могилы Умертвивши вой гиен, Ты идёшь расторгнуть силы, Заковавшиеся в плен.
Тайный узел ты развяжешь, И поймёшь сама, кто я, И в восторге ярком скажешь, Кто творец твой, кто судья.
«Когда меня ты грозно гонишь…»
Когда меня ты грозно гонишь От здешней милой жизни прочь И душу трепетную клонишь В твою таинственную ночь, –
Покорен я. Мои светила По предначертанным путям Текут, – и будет всё, как было, И здесь, жестокая, и там.
Очей моих не отвращая От бездны той, куда стремлюсь, И злобу всю твою прощая, Я, умирая, улыбнусь.
«Иных не ведая миров…»
Иных не ведая миров, Иных миров не стоя, Мы на земле найдём покров От тягостного зноя.
Вода, которая течёт, Милей воды стоячей. Пастух стада свои пасёт Не на скале горячей.
В полдневный зной приятна тень И веселит прохлада, Но краше ночи ясный день, Лобзанья слаще яда.
Всё это так, не спорю я, Согласно всё приемлю. Так сладок воздух бытия Тому, кто любит землю.